Генезис и эволюция электронного уха (Часть 1)

Я представлюсь: меня зовут Кристоф Бессон, я тесно сотрудничал с Альфредом Томатисом, а также в 1992 г. разработал электронное ухо Besson для метода Альфреда Томатиса. В этой главе я постараюсь кратко рассказать об эволюции этого замечательного реабилитационного устройства.
Большая часть этих сведений происходит из повторного прочтения оригинального автобиографического труда «Ухо и жизнь», опубликованного издательством Робера Лаффон в 1977 и 1990 гг., а также рассказов из практики или жизни своего близкого окружения.
Все начиналось в 1945 г., после ухода Альфреда Томатиса из военно-воздушных сил и окончания обучения на медицинском факультете по специальности оториноларингологии, он работал как приглашенный фониатр в отделении больницы Бретонно под руководством доктора Мориса Лаллемана, а также как консультант в компании Arsenaux de l'Aéronautique (далее – Arsenaux).
Получив разрешение на проведение ряда исследований среди сотрудников Arsenaux, которые работали в условиях почти постоянной акустической агрессии, Альфред Томатис создал свою 1-ую «лабораторию», которая в действительности находилась в угольном погребе, обустроенном на скорую руку: стол, несколько стульев, импровизированная система освещения и аудиометр.
Он начал собирать результаты, но без особого успеха, т.к. в то время рабочие боялись, что аудиометрический тест будет использован в качестве критерия отбора.
Любой, чей слух будет признан неудовлетворительным, будет отстранен от должности и, возможно, даже уволен.
Однако в 1946 г., получив напутствие от своего начальника, доктора Лаллемана, продолжать свое начинание, Томатис обосновался в съемной квартире, используемой в качестве личной лаборатории, а также для проведения консультаций для своих частных хирургических операций.
Затем, в соавторстве с докторами Мадуро и Лаллеманом, он опубликовал работу, посвященную проблемам профессиональной глухоты.
Эта публикация дала ему больше успеха среди работников Arsenaux, и очень быстро он заметил значительные изменения в результатах исследуемых субъектов, которые он уже имел возможность изучить.
Все происходило так, словно изменение психического отношения изменило их слух. Почти всегда он получал только неудовлетворительные результаты. Он приложил максимум усилий, чтобы найти способ сделать аудиометрию более объективной (динамическая аудиометрия). Он обнаружил, что субъекты, находящиеся в условиях шума, слышат не также как те, которые находились в тишине, что их слух изменялся, когда они начинали говорить, и ухудшался, когда они ели. Все подобные наблюдения он вел в акустической лаборатории Arsenaux или в собственной лаборатории.
Они позволили ему точно определить некоторые явления, которые значительно продвинули его работы.

Аудио-вокальная петля (1946 г.)

Он пытался помочь двум баритонам, направленным к нему его отцом, у которых всегда были проблемы с голосом. Каждый раз, когда они брали высокие ноты, происходило явление компрессии, которое заставляло их петь все более фальшиво. Достигая определенного порога, они всегда производили один и тот же звук.
Он провел с ними тот же аудиометрический тест, который проводил с работниками Arsenaux. Была ли это удача или интуиция? Тем не менее, этот, казалось бы, несвязанный с их проблемами осмотр направил его в правильном направлении. Изучая их кривые слышимости, он заметил, они показывали на наличие проблемы на одном уровне у них обоих. Впрочем, эта проблема удивительным образом напоминала то, что он наблюдал у людей, страдающих профессиональной глухотой.
Какое же объяснение дать этому явлению? В конце концов, он задался вопросом, не повредили ли эти два баритона свой слух, исполняя голосовые партии. Это была именно та гипотеза, которую ни одна из принятых теорий не могла подтвердить.
Однако, ответ он уже знал. Ему нужно было его осознать. Ему помогла простая идея о том, что сам вокалист является своим первым слушателем.
«Я слышу, что я пою фальшиво!», – говорили ему его пациенты. Он повернул проблему: если они пели фальшиво, то это из-за того, что они плохо слышали. Действительно, плохо слыша, они больше не могли себя контролировать.
Чтобы хорошо петь, требуется особое восприятие эмиссии звука самим субъектом. Причиной является низкое качество такого «самослушания». Иными словами, нужно было обвинять не гортань, а все-таки ухо, ухо, над которым он работал вот уже несколько лет!
Таковы удачные совпадения научного исследования.
Его интуиция не подвела: ему снова показалось, что ухо является основным инструментом голосообразования. Когда его досье было достаточно наполнено наблюдениями такого рода, то он смог сформулировать предположение, которое должно было быть основой всех его исследований и всех его последующих открытий: субъект воспроизводит голосом только то, что способен слышать. Экспериментальным путем ему было очень легко проверить, что «яме», определяемой на аудиограмме при прослушивании субъекта, всегда соответствует понижение в спектре частот, которые он способен производить. Он сформулировал закон, который он только что вывел из простой фразы: мы поем своим ухом. Это был 1947 год.
С тех пор он работал над явлением самоконтроля певцов. Говорить, что голос воспроизводит только то, что слышит ухо, не означает, что субъект способен произвести все, что он воспринимает. Хорошая передача звука требует не только хорошего слушания, но и хорошего самослушания. Переход от одного к другому – это то, что отличает хорошего певца от других субъектов. Чем лучше певец, тем более строгий контроль он осуществляет. Этот контроль, в основном, автократичен, но совсем не бессознателен. Структура самослушания реализуется только постепенно, благодаря работе голоса.
Поэтому он был убежден, что голос воспроизводит только то, что слышит ухо. Таким образом, кривая слушания позволяет многократно предсказывать, как субъект выразит себя посредством голоса. И наоборот, голос переводит и выдает – из-за существования самослушания – функционирование уха. В результате, у него возникла идея изучить, благодаря записям, характеристики слуха великих певцов, которых он не мог осмотреть напрямую, в частности Энрико Карузо. Если впоследствии ему удастся применить эти образцовые «уши» к своим пациентам, он, возможно, сможет избавить их от проблем.
В частности, он отметил, что после 2000 Гц, у Карузо все еще было, по меньшей мере, 18 дБ, опускаясь до низких звуковых частот. Это происходило так, как если бы он пользовался чем-то вроде фильтра, позволяющего слышать, в основном, звуки хорошего качества и практически не слышать плохих звуков. Карузо не мог слышать – или слышал очень плохо через воздушное звукопроизведение – в области низких частот. Карузо пел так замечательно, потому что мог слышать только пение! Вместо того, чтобы воспроизводиться через внешнюю проводимость, самослушание происходит через костную проводимость: череп, грудная клетка и т.д.
Поэтому, почему бы не попытаться, по крайней мере, временно, дать слух Карузо людям, имеющим сложности с самоконтролем?? Если эта теория была правдой, что-то должно было получиться, что-то хорошее. Поэтому он надел наушники на уши своих пациентов и наложил этот слух, используя устройства, включая микрофон, систему фильтров, усилители и наушники. Реакция была незамедлительной: все они, без исключения, чувствовали эйфорию, а с наушниками на голове они пели несравненно лучше, чем до этого. Но когда он снимал наушники, это было также сложно, как раньше...
С 1948 по 1952 гг. Альфред Томатис использовал устройство, которое позволяло ему продемонстрировать, что, когда мы искусственно вмешиваемся в слушание субъекта через систему фильтров, «ям» (ското́м, как это называют научным языком), то достаточно установить перегородки, которые препятствуют прохождению той или иной частоты, мы можем изменить качество вокала одного и того же субъекта. В зависимости от положения скотомы в спектре, его голос становился либо более звонким, либо более гнусавым, либо более четким, либо мягким и т.д. Продолжая исследования в этом направлении, он вскоре обнаружил, что при самоконтроле оба уха не использовались одинаково. Возьмем, к примеру, три последовательных уровня разработки того, что называется «музыкальный слух»:
1. способность слышать и оценивать музыку,
2. способность точного воспроизведения,
3. способность не только точного, но и качественного воспроизведения.

Равновесие (1948 г.)

На каждом из этих уровней контроль осуществляется только одним ухом, а именно правым. Вот он и нащупал критическую точку. У нас два уха, но каждое выполняет свою функцию. Основная функция правого состоит в том, чтобы быть «ведущим».
Функциональная дифференциация, однако, основана на дифференциации органической. Что же именно происходит? Путь нейронных импульсов через рекуррентные нервы, принадлежащие 10-ой паре (пневмогастральный нерв) является более долгим, от коры до левой стенки гортани, чем от коры до правой стенки гортани. Таким образом, в цепи самослушания, соединяющей слуховой аппарат с гортанью, правое ухо будет ближе к голосовым органам, чем левое.
Томатис сделал из этого вывод, что правая цепь имеет пять основных этапов (правое ухо, слуховой центр левого полушария мозга, двигательный центр гортани левого полушария мозга, фонообразовательные мышцы, путь ото рта до правого уха), в то время как левая цепь состоит из шести этапов. Действительно, от левого уха он идет к слуховому центру правого полушария мозга; чтобы добраться до двигательного центра гортани, который находится в левом полушарии мозга, необходим переход в левый мозговой центр. Этот переход является элементом задержки, который может быть измерен.
Отличие двух ушей было найдено на разных уровнях: правое «измеряет» самые высокие частоты, в то время как левое берет на себя самые низкие частоты. Это явление имеет последствия. Действительно, справа субъект использует длины волн от 35 до 70 см. Но слева они могут иметь длину от 35 до 140 м! В результате, слуховой левша оказывается как бы проецируемым своим слухом не только далеко от собеседника, но и от его собственного тела, поскольку он не может достичь его с помощью используемых им длин волн. Изгнанное таким образом своей собственной речью, его тело становится жертвой левосторонности, которая в этом случае должна пониматься в переносном смысле как недомогание, неловкость.
В 1950 г. Томатис стремился найти основы объективной аудиометрии, в надежде разработать действительно эффективную восстановительную терапию для певцов, которые повредили или потеряли свои голоса, он даже подумал о создании аудио-вокального устройства для аудио-вокального обучения и реабилитации.

Переключатель (1950 г.)

Затем, побужденный достаточно любопытным опытом проживания с одним из своих клиентов, ведущим французским певцом, который давно потерял голос и не мог говорить, он использовал различные методы лечения, которые имели хорошие результаты. Певец восстановил в значительной степени свой голос. Тем не менее, работая над этим каждый день, он настойчиво продолжал, или он регулярно натыкался на «троно». Первое O троно производилось на ля бемоль и, в действительности, казалось ему непреодолимым препятствием: он «фальшивил» каждый раз. Томатис сравнил с Карузо и заметил, что звукопроизводство двух вокалистов не было одинаковым! Француз привлекал свою гортань и одним толчком выдавал наружу слова «троно», создавая впечатление, что все элементы были непрерывными. Карузо, наоборот, делал определенный разрыв по «щелчку», лучшего определения которому невозможно дать ввиду отсутствия какой-либо звуковой иллюстрации.
Томатис, считая, что это был интересный субъект для исследования, принялся измерять продолжительность такого этого щелчка, этого «времени переключения», которое обеспечивало лучший контроль и облегчало лучшее звукопроизводство. Основываясь на этих предыдущих открытиях, он подумал, что если певец производил щелчок, то он был реакцией на слуховое явление, которое происходило таким образом в ухе. Отсюда возникла идея помочь певцам французской техники услышать его, чтобы помочь им преодолеть свои трудности.

Первое Электронное ухо (1952 г.)

В 1952 г. появилось первое настоящее Электронное ухо, разработка которого стала одним из важнейших этапов его пути в научной сфере, которое было сконструировано для того, чтобы стать переключателем между нормализацией и другими условиями!

1952 г. – Введение микрофона, Нормализация 1 и 2, Воздушный, Уравновешенный

Только с этого момента Томатису удалось произвести быстрый прогресс в области реабилитации и осуществить различные открытия.
Речь шла о том, чтобы получить звуковую нормализацию, такую, чтобы ухо было способно адаптировать поведение самослушания, благоприятное для качественного звукопроизводства. Такое поведение создается напряжением барабанной перепонки путем регулирования мышц молота и стремени (две мышцы барабанной перепонки).
Они, фактически, обеспечивают прохождение звука путями, которые также отличаются от общепринятых, во внутреннем ухе, очень важном узле, т.к. именно здесь начинается анализ звуковой информации мозгом. В общих чертах, Электронное Ухо включает в себя два регулятора тембра Баксандалла, называемые канал C1 и C2, корректное наименование будет коррекция или, более точно, нормализация. Коммутатор соединяет их, что позволяет субъекту переключиться с дефектного прослушивания на более адаптированное. Он использовал ручные переключатели, которые имели различные недостатки. Во-первых, они производили много шума, что само по себе было препятствием для обработки полученной информации.
Затем нужно было потратить много времени, нажимая на эти переключатели и обращая внимание на подходящий момент для переключения, чтобы он не произошел раньше и не задержался, что было опасно в том смысле, что они ставили под угрозу не только непосредственную и временную нормализацию, но и, в долгосрочной перспективе, их шансы добиться окончательной нормализации. Короче говоря, не было и речи о легком переключении!

«Электронный» переключатель (1954 г.)

В 1954 г. Альфред Томатис решил проблему, автоматизировав переключение благодаря внедрению электронного управления, что и сформировало его идею назвать это устройство «Электронным ухом». Это была система электронных переключателей, которая произведет революцию!

1954 г. – Введение микрофона, Электронный переключатель, C1, C2, Воздушный, Уравновешенный

Таким образом, он продолжил свои консультации и получил превосходный результат, особенно во время конференции в Марселе, когда она представил случай восстановления аудиофонаторной структуры.
Однажды к нему за консультацией обратился великий актер с севшим голосом. Это был Даниэль Сорано, который узнал его адрес от других певцов, будучи ранее сам певцом в Тулузе. Это навеяло ему мысль о том, чтобы применить такое же лечение, как к другим певцам, потому что у него не было другого решения, применимого к его случаю. Он не знал, какое решение можно было применить к проблеме «говорящего» голоса. И когда Альфред дал ему ухо «Карузо», Даниэль вернул свой голос.
Он был так счастлив снова иметь возможность выступать на сцене, что охотно согласился на некоторые эксперименты. В какой-то момент Альфред снимал правое ухо: он сразу же начал заикаться. Альфред Томатис истолковал это явление с точки зрения обратной реакции. Он смог вывести следующую гипотезу: правое ухо контролировало речь; заикание было связано с потерей этого ведущего уха. Тем не менее, он знал, какое действие может оказать нормализация на звукопроизводство через слух: когда способность слышать правильно потерянные или нарушенные частоты была возвращена, они мгновенно и неосознанно воспроизводились в голосовой трансляции.
С этого момента он мог рассматривать лечение заикания при помощи Электронного уха.

Задержка (1955 г.)

Его внимание привлекли исследования двух американцев, Джона Ли и Джона Блэка. Они разработали экспериментальный тест, названный «delayed feed-back» («задержка обратной связи»).
Субъект слышит свой собственный голос, пока его записывает на магнитофон, оборудованный читающей головкой, которая сама связана с наушниками, надеваемыми на уши. Но это происходит с небольшой задержкой, которая соответствует времени, пройденному звуком через полосу между магнитной головкой записи и читающей головкой.
Больше всего Томатиса в отчетах об эксперименте интересовало следующее наблюдение: когда расстояние между записью и восстановлением достигало определенного порога, субъект всегда начинал заикаться. Без сомнения это было искусственное заикание, но это явление подчеркивает связь между нарушением слуха и заиканием.
Альфред Томатис хотел сделать более точными измерения явлений, обнаруженных американцами. Поэтому он использовал простой пластиковый поливальный шланг длиной триста сорок метров, убедившись, что голос проходит хорошо. Провоцируемая таким образом задержка составляла одну секунду.
Ли и Блэк отмечали ранее, что речевые расстройства появлялись между 0,10 и 0,20 секунды.
Таким образом, ему было достаточно шланга, чтобы улучшить эксперимент. Он применил ряд отверстий с интервалами, соответствующими десятым долям секунды задержки, в шланге. Он говорил в воронку и слушал себя со стетоскопом, приложенным к определенному отверстию.
Достигнутые им результаты подтвердили результаты американцев. Подобно им, например, он мог определять «зоны заикания». Но он также пришел к выводу, что заставил его скептически отнестись к возможности этих двух коллег лечить заикающихся. Действительно, чтобы эти пациенты могли воспользоваться временем между записью и восстановлением, было бы необходимо, чтобы последнее предшествовало первой! Почему так? Просто потому, что оформленная речь является лишь результатом временного состояния, во время которого ухо, каким-то образом, слышит уже то, что будет произнесено. Понятно, что пока ни одна машина не может реализовать это временное состояние вместо нас, то есть озвучивать то, что мы собираемся сказать, прежде чем мы произнесем это!
Наблюдение большого количества пациентов заставило его думать, что субъекты, которые не достигли стадии латерализации слуха, вызывали, своего рода, физиологическую «задержку обратной связи».
Трансцеребральная передача может занимать от 0,05 до 0,40 секунды, но оставаться индивидуальной для каждого человека. Заикание возникает, когда она составляет от 0,10 до 0,20 секунды, при максимуме в 0,15. За этими пределами обнаруживаются другие проявления.
Затем он обратился к коллегам, чтобы они направили ему всех известных им заикающихся с целью более подробного изучения этих явлений и, таким образом, проведения исследования семидесяти субъектов.
У всех была задержка от 0,10 до 0,20 секунды. Поэтому их проблемы должны были быть связаны с неинтеграцией феномена доминирующего уха, то есть отсутствием латерализации слуха.
В большинстве случаев психологические или психоаналитические причины, объясняющие нарушения ритма, были вполне обоснованы.
Но когда мы сталкиваемся с чисто физиологическим заиканием, трансцеребральная передача обязательно имеет определенные последствия на психическом уровне.
Если потеря ведущего уха была определяющим фактором потери контроля ритма, лечение было очевидным: достаточно было реализовать отсутствующую латерализацию посредством нормализации с помощью Электронного уха.
Что он и сделал, воздействовав правое ухо или закрыв левое ухо. Одного сеанса этого лечения оказалось достаточно для выздоровления одного из субъектов группы! Другие перестали заикаться через несколько дней, недель или месяцев.
Год спустя успех в этой группе был почти полным, и он подумал, что нашел разгадку. Но два субъекта показали себя невосприимчивыми к лечению.
И вдруг он осознал, что оба они были голубоглазыми блондинами, а те, кто был вылечен быстрее всех, были брюнетами с карими глазами. Было ли это совпадением?
Он задумался над тем, что кожа обеспечивает непрерывную связь между ухом и остальными частями тела. Продолжая это исследование, он вскоре понял, что ухо было не таким, как он думал сначала, особым участком кожи. Наоборот, это кожа была особым участком уха.
Экспериментальная проверка показала, что два заикающихся пациента, которых он не смог вылечить, имели особенно высокое сопротивление кожи. В то время как брюнеты с карими глазами реагировали кожей на стимуляции порядка пяти или десяти децибел, другие два оставались нечувствительными к стимуляции, достигающей восьмидесяти или даже ста децибел!
Чувствительность кожи и качество контроля голосообразования также постоянно находятся во взаимной связи, он отметил, что, чем точнее контроль, тем правильнее соблюдается ритм, тем более высокой остается чувствительность кожи. Практически лишенные своего механизма контроля над кожей, эти два неподдающихся пациента были неспособны контролировать действие речи на свое тело. Лечение не повлияло на них, потому что оно было направлено только на уши. Однако, если ухо, первое из всех наших датчиков, регулирует во время голосообразования такие параметры, как интенсивность, продолжительность, объем, оно способно контролировать речевой поток только в той степени, в которой регистр кожи распознает соответствующие реакции. Поэтому управление этим акустическим потоком, производимым нашим ртом, когда мы говорим, во многом зависит от кожи. Из-за отсутствия чувствительности происходит нарушение, возбуждение тела речью больше невозможно. Реабилитация состоит из обучения субъекта использованию своего тела в качестве музыкального инструмента. Кожа должна быть способна превращаться в настоящую кожную клавиатуру, чтобы субъект, наконец, смог играть на своем теле, обращаясь к другому человеку.

Введение микрофона, Задержка, Электронный переключатель, C1, C2, Воздушный, Уравновешенный

Эта теория приводит к разработке другого устройства, способного обеспечить как самоконтроль слухом, так и материализацию речевого потока вдоль тела, Задержке.
4 июня 1957 г. «Метод Томатис» является предметом доклада не только в Медицинской академии Мулонге и Уссона, но также в Академии наук Моннье и Уссона.
Продолжение по ссылке